| Мила-МилаЯ | 25.09.17 - 21:04 |
| Ну, признавайтесь, кто же там у вас живет? Нежнейший Иннокентий? Брутальный Александр? Хитрый Яков Соломоныч? Застенчивый Витюша? Или, может быть, Антон? * * * …Я уже разделась, разложила резинки, смазку и села ждать. Он – полненький коротконогий колобочек, слегка дрябловатый и жизнерадостный, уже десять минут плескался в душе, фыркая там так, что слышно было даже в комнате. И когда я уже почти устала ждать, он наконец-то вышел ко мне. Конечно, совсем голый. Под пухленьким животиком болтался махонький и безобидный корешок. Колобочек задержался ненадолго в центре комнаты. Постоял. Подумал. Подмигнул. Принял страшно гордый вид, мол, «как я, зацени», блеснул глазами, и… Цыганочка с выходом! Хватайте билеты! Он согнул руки в локтях, поднял их вверх, почти на затылок, кокетливо склонил голову набок и сделал три-четыре трудноописуемых движения. По кругу. Тазом. Тыдынц! Тыдынц! Я потрясенно молчала. Колобочек принял озадаченность за восхищение и решил усилить эффект. Он подошел ко мне, взял в руку своего уставшего и безучастного гусара, помахал у меня перед носом и на полном серьезе сказал: – Знакомься, это Георгий. И, обращаясь уже не ко мне – к нему: – Георгий? «Спокоойно, спокооойно, Кать!» – сказал мой внутренний голос, прыснул и уписался. – Привет, Жорик, – поздоровалась я, отмахнувшись от голоса и постаравшись сохранить почти серьезный вид. – Ну нееет, – обиженно сказал Колобок и уточнил, – он не Жорик, он – Георгий. – Ладно, – я подняла руки, сдаваясь. Потом подумала, что дурковать – так дурковать, и спросила: – Ну что, Георгий, познакомишься с Валюшкой? И показала Георгию сиську. Георгий молчал. Ни мне здрасьте, ни нам комплимента. Очевидно, он был невоспитан. – Мы с Георгием хотим, чтобы было хорошо, – зачем-то сказал мне Колобочек и ласково потрепал его за холку. Впрочем, вскоре оказалось, что насчет «мы» он слегка погорячился. Дело в том, что Георгий, хоть и поначалу подскакивал довольно бодро, но оказался законченным нудистом – любая попытка приодеть Георгия в модный плащик заканчивалась полным крахом. Он капризничал, сникал и строил привереду. – А может, так, без всего? – с надеждой спросил Колобок. – Нет, – сказала я серьезно. – Моя Татьянка так не принимает. Колобок посмотрел на меня странно, задумался и спросил: – В смысле? Какая Татьянка? – Ну как… – неопределенно пожала плечами я. – Такая… Татьянка. Он подзавис. – Ну, хочешь, давай рукой, – перезагрузила я его. – Не надо, – засопел он, – если рукой, то тогда я лучше сам. – Ну, Георгий, давай, ну чего ты, – ныл Колобок через десять минут, страшно скручивая голову несчастному Георгию. Жорик психанул и объявил нам всем бойкот. – Эээх, Георгий, подвел ты меня, – тоскливо сказал Колобочек, вставая с кровати, когда час закончился. – И тебе не стыдно?.. Георгий понуро молчал. Мой внутренний голос валялся и рыдал. * * * Извечная мужская мулька – давать своим пиписькам имена. Не знаю, почему так, но встречаю часто. Я общалась с Суперменом (он был действительно хорош), поднимала к бою Максимку, однажды говорила с суровым крупным Валентином (ооо, как он был умен!), а как-то долго объясняла апатичному Кириллу, что правила этикета предписывают вставать при дамах. Кирюша, правда, оказался совсем не джентльменом. Мужчины страшно любят своих мальчиков, гусаров, бойцов и одноглазых змеев. Иногда настолько, что я даже думаю, что и женщина им нужна исключительно для того, чтобы похвастаться сокровищем. Порноакробат Я думаю, порнуху надо запретить. Она пагубно влияет на неокрепшие умы. Ну или, допустим, разрешить, но только после медкомиссии. У психиатра. И чтобы справку выдавал: «Сим удостоверяю, что пациент действительность воспринимает адекватно, допущен к просмотру фильмов формата ХХХ». Нет, ну действительно, они ж насмотрятся и начинают воплощать. И слишком удивляются, что в жизни все не так. Приходит штрих. Ну так, штришок. Типок пренеприятнейший, высокий, лысый и худой. Очки, глазища за очками – блюдца. И почему-то дрожат руки. То ли от нетерпения, а то ли оттого, что на живую женщину в первый раз так близко смотрит. Ну да, не каждый год такое счастье. Берет на час. Проходим в комнату, он раздевается, стыдливо прячет труселя в карман джинсов и трусит в душ. Пока он там – я медитирую: «Брэд Пит, Брэд Пит…» Заходит после душа голый, кидает кости на кровать, я строю кошечку, мурлычу что-то глупое, ложусь, поглаживаю тельце, он поворачивает мою тушку на спину… Заходит снизу и начинает меня есть. Я медитирую. Брэд Пит икает где-то в Голливуде. Минута, две, он явно вошел в раж, пищит и булькает; вдруг чувствую – ползу. Ну натурально, по кровати вниз, и попа выше, выше, выше. И он такой – подтягивает ее вверх, подтягивает и сам приподнимается, приподнимается… Я: – Милый, ты чего? – О! – говорит он вдруг скороговоркой. – А ты можешь встать на голову? – Не поняла, – вдупляюсь я. – Зачем? – Ну, будет как шестьдесят девять, только стоя. Ты будешь тут (показывает на постель) на руках, а я тебя буду сверху держать, ну и… Я видел так, хочу попробовать. – И где же ты такое видел, зайчик? – маленько изумляюсь я. – Ну как… ну в фильме видел… – Милый, – мурлычу томно, – так будет неудобно. Да и я цирковое не кончала, акробатка из меня – не очень. – Я тебя подержу сверху, – с готовностью подхватывает он, – ну давай так попробуем, а? И, даже не дождавшись, что же я скажу, он тащит мою попу вверх. Не буду описывать, как я старалась занять хоть сколь-нибудь удобное положение, пока он там кряхтел и надрывался. Это ни фига не описуемо. Лицо в подушке, попа сверху, в глазах – тоска, и мысли бродят: «Уронит – сверну шею… Сначала себе, потом, если выживу, – ему». И вот пока я, морда красная (кровь-то прилила), пытаюсь удержаться и не грохнуться, стою и думаю «вот только бы не навернуться…», он сверху отрывается от процесса и задает мне потрясающий вопрос: – А чего ты не стонешь? Тебе что, не нравится? – Милый! – хриплю я снизу. – Мне не очень удобно, может, ты меня опустишь, как было? – Ну нет! – как-то даже обиженно поучает он сверху, выглядывая мокрым из вареника. – Просто ты неудобно стоишь. Ты чуть подвинь руки, вот так… И ножкой своей мою руку, на которую я упиралась, так аккуратненько – рраз! И подвинул. Говорить, что было дальше? Дальше был клубок. Конечно же, я потеряла равновесие, конечно же, он меня не удержал, конечно же, я грохнулась бедром об стену, и, конечно же, он навернулся сверху. «В перевернутой кроватке ножки, ручки, сиськи, пятки. Вот к чему всегда приводят в Камасутре опечатки» (с) Я думала – все, с экспериментами покончено. Но когда он отполз и начал снова становиться на ноги – меня впаяло. – Послушай, – сказала я, – я не акробатка, и вообще, я тяжела для столь странных этюдов, давай что-то стандартное, ладно? Попробовал – и хватит. – Да ну чего ты? – заныл он. – Все ж нормально было. Вот почему они могут, а ты – нет? – Кто они? – скептически спросила я. – Ну они… девочки эти, – неопределенно пожал плечами он. – Те, что в фильмах. – Милый, – глубоко вдохнула я, чтобы не треснуть ему по лбу, – милый, оставим девочек в покое. Давай лучше я тебе сама что-то сделаю, ладно? Мне хотелось побыстрее с ним закончить. – А ты можешь стать вот так, как на березку? – спросил он меня через пять минут, когда я только приготовилась лечь снизу. – Зачем?! – спросила я, предчувствуя. – Ну, смотри, – озвучил он план, – ты станешь вот тут, как на березку, если тебе тяжело – упрись об стену, попа будет тут, сверху, а ноги ты себе на плечи завернешь… ну и я тебя как бы сверху того… попробую… давай? Вот, я тебе подушку подложу, чтоб удобнее было. – Ты решил сломать мне позвоночник? – съязвила я. – Нет, ну почему сломать, – обиделся он, – я видел, вот они вот так становятся, ну вот смотри… – и он попытался меня поднять и загнуть. – Тихха! Тиххха! – завопила я, понимая, что он все равно меня достанет, а так пусть уж лучше побыстрее закончит и уйдет. Уж лучше я сама. И я загнулась пятой точкой кверху. Любой каприз, однако. Видимо, ему сразу открылся благоприятный вид, потому что глаза за очками плотоядно засверкали. – Сейчас я тебя сделаю! – сказал он громко и довольно. Он попытался приступить к процессу, встал, скрутился весь на полусогнутых, вцепился в стену, прицелился, промахнулся, прицелился, догнулся, качнулся, оступился и… …И наступил мне на волосы. – Эээй! – завопила я. – С волос сойди? – Ой, извини, – сказал он. Но ногу переставил: – Сейчас… сейчас я… Вот, да, вот так, сейчас… Попал и начал. Стонал он, видимо, тоже лишь потому, что в фильмах стонут, значит – надо. Снизу я наблюдала – ему явно было крайне неудобно. Я молчала и пыталась удержаться в долбаной березке, попой кверху и с ногами на своих плечах. Ноги начинало сводить, а меня – плющить. – А почему ты молчишь? – спросил он вдруг. – Ты что, фригидная? Бляяяя… – Ааа, аааа, оооо! – замычала я погромче. – Воот! Воот! – довольно сказал он. – Сейчас я тебя, сейчас… сейчас.. Но сейчас все никак не случалось. – Может, все-таки по-нормальному? – аккуратно прохрипела я. – Ну, хочешь меня сзади? – Да-да, давай так, – вдруг обрадовался он. – Только не сзади, а вот так… Он лег на спину, я со скрипом разогнулась, он притянул меня к себе и выдал: – Садись, но только поперек. Я села. Поперек так поперек. Ну, все же лучше, чем на голове. Я приложила максимум усилий. Я чувствовала: если не сейчас – придется мне еще висеть на люстре. На люстру как-то не хотелось. И я сделала все, что могла. – Какая-то ты не такая, – сказал он после, отдышавшись. – Да? – вскипела я. – А какая должна быть? – Ну ты такая какая-то… холодная. Я же говорю – фригидная. – Это почему? – не выдержал мой мозг… – Нууу… – сказал он неопределенно. – Не стонешь, да и вообще… Это же ненормально. – Зайчик, – сказала я вкрадчиво. – Видишь ли, зайчик, я не знаю женщин, которые в позе березкой будут стонать от восторга. – Ну как это? – вдруг изумился он. – Ну девочки же получают удовольствие! Ну вот они же получают! И кончают. Это ты просто холодная. | |
| Грешная_я | 06.03.20 - 10:27 |
| https://sun7-7.userapi.com/c858528/v858528578/1074c5/RY2dvyv_9Kg.jpg | |